Туть

На конкурс «Революция»
Снова никуда не прошёл, ибо непонятный постмодернизм.
Комментарии

1.

Началось всё с того, что Егор ушел из дома. Взял деньги, рюкзак, две пары чистых носков и был таков. Возмутительно, ведь никакого конкретного плана у нашего пятнадцатилетнего Егора не было. Зато планы были у его родственников: мама методами нервно-лингвистического программирования планировала обучить сынулечку приносить полный стакан воды по первому требованию, отец твёрдо решил продолжить начавшуюся с него военную династию, а несомненно корыстные планы деда мы раскроем в подходящий момент.

Из этого стабильного состояния Егор по собственному хотению попал в бесцельный вакуум, и пока ресурсы его головы были заняты композицией «Fuck the system» группы System of A Down, ноги ловили космический сигнал и шли за ним. Время от времени космос умолкал, давая слово Егорову желудку. В эти регулярные часы единения с природой наш пилигрим обычно заворачивал в придорожное кафе, съедал стандартный завтрак (обед или ужин), выпивал кофе и продолжал путь.

На третий день ноги запросили отдыха, и космос послал попутную машину, что остановилась немного впереди и ждала, пока Егор подойдёт. Стекло со стороны водителя было опущено, из окошка вился сизый сигаретный дымок и торчал волосатый локоть.

– Садись, парень, подброшу до города.

Ноги Егора проворно забрались на пассажирское сидение, руки пристегнули ремень безопасности. Пришло время поработать головой. За время пути из черепной коробки Егора выдуло много осенних листьев, песка и дохлых тараканов. Мысли его радостно носились по чистым тропинкам, водили хороводы и время от времени рождали потомство.

Машина вернулась на дорогу. Водитель нажал на газ и прибавил громкости радио. Как назло, оттуда потянулось унылое «You’re in the army now».

– Ну вот всегда так, – откликнулся на песню водитель. – Какой-то закон подлости: хочешь задорную песенку, чтоб дорога веселей, а тут такая тягомотина.

– Никакого закона, сказал Егор. – Простое совпадение.

– Да, – согласился водитель, – есть только один Закон, – и посмотрел на приборную панель: Младенец Иисус на руках Богородицы пальчиком показывал сто двадцать километров в час, Цифра 3566647 на одометре Бога-отца немного сбивала с толку, однако уровень масла в лампаде Ангела-Хранителя вселял надежду. Неожиданно, впереди красными огнями засверкал и зазвенел железнодорожный переезд. Водитель нажал на газ.

За переездом они припарковали машину и вышли проветриться и покурить.

– Пронесло, – после второй затяжки сказал водитель. – Сберёг меня от Чёрного машиниста. Знаешь ты про Чёрного машиниста? Как в рейс он выходит, обязательно под поезд кто-то попадает… Дочка моя, жена, сын, даже собака. Всех прибрал, а меня не берёт. Почему? Что за правило у него такое!? – Водитель бросил под ноги тлеющий бычок и с силой наступил на него. – Поехали.

Но Егор остался стоять:

– Нет никакого правила.

– Что?

– Нет у Чёрного машиниста никакого правила. Просто он теперь на пенсии.

– Пошути мне тут, – рассердился водитель, – пойдёшь дальше пёхом.

– Чёрный машинист — мой дед. Всю жизнь проработал машинистом поезда и на этой почве свихнулся. Дурная слава у него была по всей Транссибирской магистрали. Нет, работал он хорошо. За службу ни нарушений, ни замечаний не было. Но стоило выйти в рейс, обязательно под поезд ему кто-нибудь кидался. Каждый раз. За сорок лет почти три тысячи человек. А теперь они к нему приходят, то поодиночке, то группами: разговаривают, грозят, просят отпустить. В спокойные дни дед обязательно ко мне приходит: «Егорка», – говорит, – «становись ты священником. Они у нас вон как живут хорошо: на джипах гоняют и на яхтах. Будешь людям помогать. Мне немножко подсобишь: отпустишь пассажиров моих. Ты посмотри в интернете своём, где у нас учат на священника».

Водила попятился к машине.

– Так что нет никакого правила. И Закона нет. Человек мучился пол жизни, а из него сделали миф.

Водитель плюхнулся за руль. Мотор взревел, и бежевый «жигуль» заторопился прочь от Егора.

– Да пошёл ты! – донеслось до парня.

Егор снова отключил голову и ноги его сами зашагали через магнитные поля, мимо гравитационных колодцев с тёмной материей на дне.

2.

Городские окраины заросли дикой малиной и частными домами. Егор до крови расцарапал руки, пока выбрался в переулок. Бродя в темноте между домами он прислушивался к сонным людским чувствам. Чувства общались.

Одна Чёрная Зависть подговаривала Злость расправиться с соседским Самодовольством. В доме напротив Отчаяние спорило с глупой Набожностью, а чуть дальше спокойно спала Совесть, пока Предприимчивость строила планы на день. Егор никак не мог выбрать подходящие эмоции, которые гарантировали бы ему плотный завтрак и рубашку, когда в одном из домов забрезжила Надежда, поддерживаемая Решительностью. Входная дверь распахнулась, и из неё вышла немолодая приятная женщина. Она пригласила Егора внутрь, усадила за стол и молча поставила перед ним тарелку разогретого в микроволновке куриного супа. Пока он с великим удовольствием ел, женщина присела на стул рядом и начала расспрашивать. Егор заметил, что Решительность его благодетельницы подёрнулась блестящей плёнкой Хитрости. Неспроста эти расспросы про возраст, школу, родителей.

– Может быть ты ушел потому, что тебя в школе обижали? Мне ты точно можешь сказать. Я ведь социальный работник, а нам по закону чужие тайны нельзя рассказывать.

– Никто меня не обижал. Проснулся я утром и подумал, что это ведь дикость – жить в одной квартире со своими предками. Самые первые пещерные люди тысячи лет назад жили точно так же. Очень ярко представил, как древние волосатые предки — цари природы — заваливают на ночь вход в пещеру. Боятся, как бы природа или соседи не пришли отомстить им во сне. Понял, что традиции держат нас в первобытно-общинном состоянии, мешают объединиться.

– Глупости ты говоришь, Егор. – внешне женщина не изменилась, однако Надежда за её плечами поникла и сжалась. – Ведь нельзя же так вот, без оглядки, без уважения откинуть всё, что было. Всю историю. История — жизненный опыт нашего мира, помогает ему двигаться вперёд не совершая «ошибок юности». Да не только про мир речь, но и про нашу родину. Если все мы перестанем русскими быть, забудем подвиги наших дедов и прадедов, завоюют нас!

– Кто завоюет? Другие люди. А их другие люди. А тех следующие. И всё это в конце придёт к тому, что народы до такой степени смешаются, что невозможно будет отличить негра от эскимоса. И традиции смешаются, и верования. Станет одна нация — люди.

– Нет. Не так будет. Придёт одна нация и все остальные уничтожит. Вот чтобы этого не допускать и нужно свои традиции бережно хранить. И историю помнить. А тебе, Егор, должно сперва в школе доучиться. Не всё ты ещё в жизни понимаешь, вот и рубишь сплеча. Среднюю школу закончишь, в институте по истории учёную степень заработаешь, тогда и поговорим с тобой на эту тему. А теперь вода нагрелась. Можешь пойти помыться, а я пока по делам в центр схожу.

Из центр женщина вернулась не одна. Она вошла, а за порогом, невидимые для глаз Егора остались двое полицейских. Он видел чувство Долга одного из них и Предвкушение второго.

– Уж прости, Егор, но не могу я тебя просто отпустить. Не должен ты быть без присмотра.

– Почему не должен?

– По закону, Егор. Тебе ведь нет ещё шестнадцати, а ты уже несколько дней один на улице. Пойдём, я провожу тебя на вокзал и посажу на автобус домой.

– А что полицейские будут делать?

Женщина даже не моргнула:

– Проводят нас. Убедятся что всё в порядке.

Егор почувствовал небольшой щекотливый зуд в ладони. Взглянул: в его левой руке кружился небольшой вихрь.

– Не всё в порядке. – Егор взмахом руки вынес окно вместе со ставнями и выскочил в огород. Быстро преодолел морковные, капустные, чесночные, огуречные грядки, перемахнул через забор и по переулку побежал к небольшой дубовой роще. За спиной послышался топот тяжелых форменных сапог.

Егор спрятался за широким старым дубом и смотрел, как два Азарта погони идут по его следам. «Яблонька, яблонька, спрячь меня!» – вспомнилась ему. Хоть дуб и не был яблоней, но ствол его смягчился, впустил Егора внутрь и скрыл под корой. Полицейские покружили немного возле дуба, да так и повернули назад несолоно хлебавши. Выйти из дерева Егор осмелился лишь поздно ночью. Над головой, забитый городскими огнями еле виднелся млечный путь. Через рощу тянулась тонкая серебряная ниточка. Егор прикоснулся к ней и понял, что она соединяет двоих. На одной стороне нити был один из искавших его полицейских. Он сейчас пил чай дома у давешней благодетельницы. На другом конце находился незнакомец: грязный бездомный, живущий на свалке среди маленькой группки себе подобных антисоциальных элементов. К ним Егор и решил податься.

3.

Каждому бездомному было всё равно, какие люди его окружают, откуда они приходят и соблюдают ли закон. Егор остался и помогал им. Новые способности давали ему некоторую власть над материей. Он с удовольствием практиковался, сооружая им из мусора крепкие непромокаемые хибары. Парень со всех сторон покрылся жирной коркой и насквозь провонял отходами, но ничуть об этом не беспокоился. Во-первых, на свалке все так пахли и иначе просто не могли. Во-вторых, мир, где его нынешний аромат считался неприятным Егор навсегда покинул и возвращаться не собирался.

Люди здесь хоть и вели примерно одинаковый образ жизни: круглый год разгребали привозимый мусор в поисках еды и прочего, чувствовали себя по-разному. У нескольких Егор не обнаружил вообще никаких эмоций. Они совершенно оскотинились, разговаривали в основном односложно и матерно, а желали лишь пожрать и поспать в тепле и сухости. Многих одолевала Тоска, затаённая Обида или Злость. Такие люди категорически отрицали свою связь с кем-либо из городских. Но Егор видел, как от них в город тянулись серебряные ниточки. Когда он, как бы невзначай, напоминал им о знакомом человеке, бездомные сперва не верили своим ушам, а потом надолго замыкались. В их спутанных волосах лишь на короткое мгновенье появлялась, а затем сгорала без следа, блестящая крупинка Надежды. Лишенные веры и помощи, но не освободившиеся от прошлого эти люди навечно застряли в своих воспоминаниях.

Изо дня в день Егор наблюдал этот некромагический ритуал: не сговариваясь, люди тащили в центр лагеря палки, ветки, коробки, куски мебели, старые газеты, покрышки и всё, что могло гореть дольше минуты, разводили огонь и начинали бесконечный обмен монологами. Без прикрас и откровенно они бросали в пламя свои жизни. Но воспоминания не сгорали, а лишь закалялись и раскалённым металлом глубже впечатывались в их нутро.

– Мы — обнаженная суть человечества, – сказал Егору однажды один из них. – Ведь что есть наша цивилизация, как ни куча бесполезного мусора, безмерно и бесцельно приумножаемая. Всё полезное, что когда либо произвели люди уместилось бы в одном городе. Наша маленькая свалка есть модель великой свалки человечества, где на океан мишуры и самолюбования, приходится лишь капля разумного движения к цели.

Согласиться с этим Егору пришлось не сразу. Познав его силы, нищие пробудили в себе годами голодавшую Алчность. И как в той сказке о рыбаке и рыбке Егор старался угодить тем, кого считал сродни себе, только слегка запутавшимся в сетях прошлого. Но чем больше он помогал им, тем более начинали они походить на общество, от которого он сбежал. Появились свои традиции, а потом и законы, регламентирующие порядок обращения к Егору и меру его ответной услуги. Противоборствующие группы оборванцев со своими интересами, желали использовать Егора, как свой инструмент.

Когда он захотел уйти, попытались помешать: угрожать, схватить, заставить. Егор просто обернулся громадным жутким чудовищем с цепкими острыми когтями и тремя рядами акульих зубов. Сперва он плохо владел собой, но потом вошел во вкус. Рвать людей на части было чертовски приятно.

4.

Давно уже на планете не было ни одного человека, а Егор наслаждался свободой, несясь на четырёх длинных крепких ногах-ходулях через Антарктиду. Прохладный ветер овевал его мохнатое лицо вытянутой формы. До побережья оставалось всего двести километров. Егор слегка притормозил, залюбовавшись полярным сиянием. Добежав до воды он с ходу кинулся в пучину, обернувшись здоровенной рыбиной с парусами на спине. За долгие годы с новыми способностями он научился принимать любую форму и размер и проник почти в каждый уголок Земли. Каждая травинка и каждый камень теперь радостно нашептывали ему все свои сокровенные тайны.

И вот, в очередной раз лениво паря в верхних слоях атмосферы Егор вдруг ощутил прикосновение. Неописуемо нежное и в то же время исполненное великой силы.

– Наконец ты узнал меня.

– Что ты такое?

– Твоё начало. Земля. Я — твоя мать, Егор.

– Мама, – от нахлынувших эмоций Егор не мог совладать с собой, терял форму и падал, а Земля подхватывала его муссоном и бережно возвращала на прежнюю высоту.

– Успокойся, малыш. Теперь всё будет хорошо. Я с тобой.

5.

Егор очень любил маму-Землю, а она любила и баловала его: заносила себя снегом до экватора, Егор прятался, а мама искала, пуская лаву из под коры в том месте, где он мог скрываться, и конечно же легко его находила. Когда Егор немного подрос, Земля завела ему разумную цивилизацию. Тысячелетиями маленького сорванца невозможно было от неё оторвать. Да мама и не пыталась. Она лишь иногда подсказывала, когда лучше насылать кару, а когда облагодетельствовать, а потом с умилением наблюдала за шалуном.

– Мама, – спросил после очередной игры в прятки Егор. – А кем я стану? Я ведь не планета. Смогу я так же как ты путешествовать в космосе?

– Ну что ты, Егорка. Зачем тебе это нужно? У меня ещё столько всего интересного. Посмотри, цивилизация, которую ты забросил начала приручать световых жуков и летать на Луну за порошком для песнопений.

– Мам, я уже вырос из цивилизаций. У них всё одно и то же. Послушай, вот мы с тобой летим только вдвоём. Рядом Венера, Марс и другие планеты, но они не живые. Ты вот не задумывалась, почему так?

– Я-то знаю, почему. И сейчас тебе расскажу. На самом деле не планета, а разумная искра внутри неё.

– Не понимаю.

– Вот смотри: существует бесконечное множество вселенных, а между ними обитаем мы — сверхсущности. Но между вселенными, как по мне, крайне скучно. Все только и делают, что создают новые вселенные. Конечно, сначала это было творческим занятием. Далеко не каждый мог сделать благоприятную вселенную. Но постепенно приёмы мастеров распространились среди всех сущностей. Каждый теперь может создать приятную вселенную. Кому-то этого хватает: штампует себе вселенные под копирку с минимальными изменениями и горя не знает. А я не могу так, начинаю тускнеть. Вот решила попробовать себя в роли частички вселенной, нашла подходящий объект и наполнила его. Так что теперь я до конца этой вселенной буду планетой Землёй. А если она развалится до срока, перееду в одном из осколков во что-нибудь другое.

– А я тоже такой? Тоже сущность, до конца вселенной запертая в оболочке?

– Да сынок, Но у тебя есть преимущество, ты можешь менять материальную форму. Вот подрастёшь ещё немного и разрешу тебе по галактике перемещаться. Ну а потом и всю вселенную посмотришь. Благо, она не очень большая. А теперь дай мне атмосферу восстановить. Я уже планета не молодая и после пряток с тобой — пострелёнком сильно остываю. Ты тоже залезай ко мне под кору, передохни.

– Хорошо, мама. – Егор сладко зевнул и нырнул глубоко в тёплую мамину магму. – А чёрную дыру можно будет посмотреть, когда вырасту?

– Можно. Только к горизонту событий подходить близко не надо, а то свалишься в дыру, и назад будешь с другого края вселенной добираться.

Егор ещё раз сладко зевнул и пообещал себе, что обязательно подойдёт к самому горизонту.