Что-то будет

1.

Сегодня пришлось задержаться на работе, поэтому возвращался домой затемно. Как всегда проходя дворами, сейчас покрытыми чернейшими тенями, услышал в проезде под аркой какую-то возню. Я предусмотрительно отступил глубже в тень и снял очки, отблески которых могли выдать моё присутствие. Из проезда доносились звуки глухих ударов и всхлипывания. Я совсем затаился, вжался в стену и изо всех сил старался удержать сердце хотя бы на уровне коленок. Через некоторое время все звуки в проезде стихли. Никаких удаляющихся шагов, бормотания, всхлипов. Звенящая ночная тишина. «Затаились, ждут следующую жертву» — в ужасе думал я.

В таком состоянии, вжавшись в пыльную стену многоэтажки, я провёл очень продолжительное время. Вслушивался и вглядывался в зев закруглённого сверху архитектурного капкана. Когда, наконец, под действием усталости и, проведённого в полной тишине, времени страх начал отступать, я решился осторожно подойти и заглянуть в проезд. Стараясь держаться там, куда пробивающийся сюда свет уличного фонаря не попадает, я осторожно подошел к арке и быстро выглянул. Никого. Пусто. Привыкшие уже к темноте глаза разглядели лишь самый будничный замусоренный асфальт и облупленные стены. Ни следа борьбы, крови, хоть чего-то, что могло сказать о природе слышанных ранее звуков. Сбитый с толку я буквально на цыпочках преодолел проезд и с другой его стороны также не обнаружил ничего пугающего.

До родного подъезда добрался быстро и без происшествий, правда всю дорогу прислушивался и пристально вглядывался в, такие иллюзорные в свете тусклых фонарей, очертания окружающего, пытаясь разглядеть притаившуюся угрозу. В подъезде, за металлической дверью с домофоном, я сразу же успокоился и даже внутренне посмеялся над собой. Без происшествий поднялся на восьмой этаж. Открывая дверь, заметил рядом с ней на стене новую надпись «Что-то будет», сделанную обычным маркером, а затем заботливо размазанную пальцем так, что мазня складывалась во всем известные три буквы. Попав в квартиру, я мигом разделся, упал в кровать и уснул. Но выспаться так и не смог, всю ночь снились какие-то рыхлые угрожающие горы.

2.

На следующий день всё было хорошо. То есть как обычно. Утром в подъезде наткнулся на дядю Витю — соседа сверху. Он принялся рассказывать мне что-то про содержание подъезда и недвусмысленно намекать на то, что лично я виноват в том, что на нашем этаже лампочка на площадке не горит:

— Хорошо, дядь Витя, поменяю на днях, — спешно ответил я, поглядывая на часы. — Всё, на работу побежал, до свидания. — И помчался вниз, перескакивая через две ступеньки, чем спровоцировал дядю Витю что-то неразборчиво крикнуть мне вслед. На работе я плодотворно поработал, попил чаю с коллегами, пообсуждал всякие местные и мировые новости, в общем, зря времени не терял, и вечером с чистым сердцем отправился домой.

Дома, первый раз за несколько прошедших лет, отключили горячую воду, и мне пришлось, как в старые добрые времена делала мама, когда хотела меня искупать, греть полную кастрюлю воды на плите, а затем разводить её в большом тазу холодной из крана. Под ванной очень кстати обнаружился и ковшик. Уже выходя из ванной комнаты, я вдруг почувствовал, как по спине, между лопаток, пробежал лёгкий холодок, но не придал этому никакого значения. Спал тревожно и снова не выспался. На другой день, уже вечером после работы я стоял на площадке и бил себя по карманам в поисках ключа, как вдруг сзади, без предупреждения на меня налетела Вера Васильевна — соседка дяди Вити с девятого этажа.

— Чо встал тут? Пройти невозможно. К старшим никакого уважения! — Бросила она, бесцеремонно отпихивая меня со своего пути. Я просто потерял дар речи. Вера Васильевна обычно всегда была со мной вежлива и приветлива. Однажды даже пригласила к себе домой помочь с установкой Скайпа на компьютер: дочка у неё в Америке живёт, а по Скайпу, говорят, звонить бесплатно… Ну так вот, чаем меня угостила со вкусными конфетами. А сегодня вот так, как ледокол, налетела, помяла, да ещё и обругала сверху. «Наверное, неприятности какие-то» — подумал я, но всё-таки немного на Веру Васильевну обиделся. Дома всё ещё не было горячей воды. Я взял телефонную трубку с базы, улёгся на диван и набрал номер дяди Вити:

— Алло, дядь Витя, это сосед ваш снизу… Да, я. Дядь Витя, а воду горячую надолго отключили? Не отключали? Странно, а у меня нет… Да, посмотрѝте… Идёт? Ну ладно, извините, посмотрю у себя.

В ванной я первым делом попробовал ещё раз открыть кран. Тишина. Воды нет. Полез под раковину проверять краны на трубах. Вроде на вид все открыты, но для верности закрыл и снова открыл их; открыл водопроводный кран и вода пошла. На радостях сунул руку, чтобы попробовать температуру. Кисть обожгло, но не кипятком, а жгучим холодом. Вода была обжигающе ледяная. Кран моментально покрылся тонким слоем конденсата, на котором четко просматривались мои размазанные отпечатки пальцев. Завернув кран другой рукой, я снова заглянул под раковину, чтобы проверить, правильно ли подключены трубы. Всё было правильно. Сбитый столку, грея ошпаренную ладонь подмышкой, я вернулся к дивану и провёл остаток вечера у телевизора.

3.

Следующим вечером, возвращаясь с работы, я заметил во дворе представительно одетого мужчину, которого с трёх сторон обступили жильцы: спиной он прижался к единственному во дворе деревцу. Начиналась очередная встреча с представителем домоуправляющей компании. Я старался избегать таких по обыкновению шумных сборищ, где грань приличия жильцами преступается регулярно. Тихонько проскользнув в подъезд под несколькими осуждающими взглядами, добрался до квартиры, быстро переоделся в домашнее и с пачкой сигарет аккуратно выбрался на балкон. Там давно уже ждали меня низкий табурет и распахнутая оконная ставня, которые позволяли мне относительно незаметно курить и подслушивать дворовые разговоры.

На сегодняшнем собрании говорили как всегда об уборке территории, о грязных подъездах, оплате общедомовых нужд. Умные люди просили финансовые расходные документы. Люди попроще требовали вернуть лишние деньги. Представитель компании ловко отбивался, менял темы, давал обещания. Но в какой-то момент я заметил, что ситуация начала без особой видимой (точнее, слышимой) причины накаляться. Из общего гула выделились три истерических женских голоса и один дребезжащий мужской. Вчетвером они внезапно пошли в контратаку, поливая представителя компании со всех сторон непрерывной чередой бессвязных умозаключений:

— Это что же получается, я одна пенсионерка в квартире живу, а в тридцать пятой трое молодых. А за лампочку в подъезде поровну платим. Где ж это видано!?

— Батарея дома капает, а они чинить не хотят! Говорят, платите деньги за вызов! Вы слыхали!? А каждый месяц я по пять тысяч вам, дармоедам, на что отдаю, спрашивается!?

— Да при советской власти никогда не было такого беспредела! Всегда вовремя всё делалось, и денег брали по совести! А теперь ворьё — куда ни плюнь!
А вот в следующий момент случилось уж совсем неожиданное. Я услышал срывающийся на крик голос Веры Васильевны:

— Ну что стоишь, глаза вылупил? — я осторожно высунулся из-за остекления и увидел, что бедного представителя плотно-плотно прижали к дереву, а Вера Васильевна стоит перед ним, уперев левую руку в бок, а костяшкой согнутого указательного пальца правой руки тычет в переливающийся оттенками голубого галстук, висящий на груди у представителя управляющей компании. — Нечего честным людям сказать? Подъезды мы сами метём! — Тык в галстук, — двор сами благоустроили! — Тык посильнее, — Ремонт за свой счёт делаем! — Тык, — И такую, — тык, — сволочь, — тык, — как ты, — тык, — кормим! — Представитель управляющей компании чувствовал себя, как прижатый ногтем клоп. Он изо всех сил вывернулся в сторону, и Вера Васильевна осталась лицом к стволу с чахлым дворовым деревцем. Мужчина в голубом галстуке без промедления прыгнул в машину, и, не прощаясь, поспешил убраться с враждебной территории. В отсутствие объекта для нападок, жильцы моментально притихли и начали расходиться по своим делам.

4.

Я проснулся посреди ночи от ощущения тревоги. Открыл глаза, перевернулся на спину, сложил руки на животе и упёрся взглядом в потолок. Попытался отвлечься, подумать о завтрашней работе, о выходных, но на ум всё время приходила ругающаяся Вера Васильевна и остальные склочные жильцы, как они кричали на «синий галстук», и беспокойство не проходило, а только делалось острее. Как будто приобретало вектор. Через несколько минут я уже точно мог определить, что беспокойство исходит из моей ванной комнаты. Сначала я слегка повернулся на бок и пытался вглядываться в дверной проём комнаты. Но так ничего и не увидел. Затем, не в силах больше терпеть это зудящее чувство тревоги, откинул одеяло, и сел на кровати.

Тревога всё росла и уже почти превратилась в испуг. От волнения я начал тереть ладонями голые коленки, покачиваясь при этом вперёд-назад. За пределами комнаты, в видимой области не было ничего страшного. В прихожей виднелась часть тумбочки и телефонная трубка на ней. Вдруг ко мне пришло осознание, что в квартире кто-то есть. Что едва уловимый шорох или дыхание, которые моё сознание отметает, как незначительные, подсознание воспринимает со всей серьёзностью. Я внимательнее прислушался к древнему внутреннему голосу. «Прячься», — привычно твердил он. С улицы послышался быстрый перестук каблуков, а затем истошный женский вопль:

— ААААААААААА!!! — Звонкий крик разрезал ночь надвое. Я выскочил на балкон. В окнах загорался свет. Из соседнего подъезда выбежал мужик в тапках, трусах и с монтировкой. Он быстро пробежал к одному выезду, затем к другому. Затем быстро обошел двор по периметру.

— Эй, кто кричал? — спросил он у двора. Из какого-то окна ему ответили, что вроде бы кричали со стороны мусорных баков. Мужик скрылся из виду, но скоро вернулся.

— Нет там никого.

— Может подшутил кто, — подсказала какая-то добрая душа. Мужик опустил голову и пошаркал через центр двора к своему подъезду. Проходя мимо детских качелей, мужик вдруг сильно приложился монтировкой о перекладину так, что глухое «Дынннн…» заполнило всё свободное пространство:

— Слышишь, шутник, — закричал мужик, — ещё раз так пошутишь, я тебя найду, и язык твой поганый выдерну! Понял! — И он скрылся в подъезде.

5.

Вечером следующего дня, едва переступив порог квартиры, я почувствовал уже знакомое беспокойство. Я посмотрел на закрытую дверь ванной комнаты и остро, как вчера ночью, почувствовал чьё-то присутствие. Он стоял там, практически бесшумно, слегка покачивался в такт ударам своего сердца, неслышно вдыхал и выдыхал.

На этот раз я решил действовать решительно. Боком, не спуская глаз с двери в ванную, я прошёл на кухню и достал из стола большой разделочный нож. Затем, стараясь производить минимум шума, подошёл к двери и, предварительно выставив нож перед собой, взялся за ручку. Ручка была непривычно холодной. Я быстро распахнул дверь, одновременно делая выпад с ножом вперёд и занимая дверной проём. В ванной никого не было, но подсознание отчаянно сигнализировало об опасности.

«Он тут, он тут! Стоит, смотрит на тебя!» — кричало оно. Я поводил ножом из стороны в сторону. Затем резко рубанул, и ещё, и ещё раз. Безуспешно пытаясь достать несуществующего человека-невидимку, несколько минут я «исследовал» ванную, размахивая ножом. Но, даже убедившись в том, что никого нет, я не смог успокоиться. Шестое чувство настойчиво сигнализировало об опасности. Вконец морально истощившись, я вдруг вспомнил об одном народном средстве от тревог: на кухне, где-то в верхнем ящике, была припрятана до лучших времён подаренная на Первое мая коллегами бутылка приличного коньяку. После шестой… или восьмой рюмки, беспокойство полностью прошло. Я повалился на диван и захрапел.

Ночью я проснулся абсолютно трезвый и весь в холодном поту от приснившегося кошмара, содержание которого мгновенно улетучилось из памяти. Но мало того, что чувство страха мучало меня во сне, наяву оно превратилось в панический ужас. Мне казалось, что вот-вот сейчас кто-то, какие-то неописуемые чудовища, должны войти в комнату и разорвать меня в клочья. Я чувствовал их. Нечто выползало из ванной комнаты. Нечто большое и бесформенное. Длинными щупальцами оно цеплялось за стены и пол и подтягивало следом аморфное тело.

Ничего этого я на самом деле не видел. Вокруг меня ничего не происходило. Телефонная трубка так и лежала на тумбочке в коридоре. Один тапок валялся посреди комнаты, а другой возле дивана, где лежал я, трясясь от страха. Вспомнилось детство, когда испугавшись тёмного коридора или теней за окном, я с головой прятался под одеяло. Тепло постели, и подушка с моим запахом быстро успокаивали и усыпляли. Настоящий я весь съёжился, закутался в тоненькое одеяльце, оставив только маленькую щель для подглядывания, и в таком положении замер на кровати, пытаясь выскользнуть из объятий страха. Но детский страх был надуманным, а то, что чувствовал я сейчас напоминало указатели целей в компьютерной игре. Такие стрелочки страха в моей голове, указывающие на свой источник. Я весь затрясся и тихонько захныкал. Оставалось надеяться, что хотя бы рассвет, как в кинофильмах, развеет все страхи.

Но это случилось до рассвета. В какой-то момент чувства ужаса и безысходности отступили, но не исчезли совсем. Как будто убавили громкость. Теперь я мог спокойно встать с кровати и даже попробовать уйти. Я встал, схватил со стула одежду и стал судорожно, не снимая с головы одеяла, стал одеваться. Затем так же, в виде классического привидения, мелкими шагами прошел в коридор, обулся, отпер дверь и только затем скинул одеяло и выскочил вон. В пять утра во дворе, вместо того, чтобы перевести дыхание, успокоиться и собраться с мыслями, я оказался один на один с тем самым мужиком, который накануне бегал с монтировкой по двору. Сегодня он этот двор разукомплектовывал: с остервенением выкорчёвывал ограждения и поделки из старых покрышек и скидывал их в одну большую кучу. Завидев меня, мужик на две секунды замер, а потом обратился ко мне:

— Ну что смотришь, а? Осуждаешь меня? Думаешь, что я красоту вашу порчу, — говоря так, он понемногу начинал заводиться. — А я устал уже жить так! В чужом дерьме плавать. Ты думаешь покрышки эти крашеные — украшение? Да ни черта подобного! — крикнул он, выдёргивая из земли, предварительно подкопанную, последнюю покрышку. — Мусор это! понатащили полный двор мусора! Помоев! И радуетесь теперь. А мне это не нужно. Я хочу нормальный двор! И имею право! Живу здесь и право имею решать, значит! Хочешь увидеть моё решение? Вот, смотри! — и он достал невесть откуда канистру бензина, обильно полил кучу покрышек, а затем поджег всё. Послышался грохот открываемого окна, а затем крик:

— Ты что же это делаешь, сволочь!? — кричала молодая женщина с третьего этажа, у которой я периодически покупал домашние молоко и яйца.

— Я живу здесь, имею право! — Зарычал мужик.

Началась перебранка. Внимание его переключилось с меня на женщину, что позволило мне быстро покинуть двор. Куда в такую рань пойти я не знал, поэтому отправился просто гулять по улицам. Пока путь мой лежал вдоль крупных улиц, всё было нормально: я начал понемногу успокаиваться, даже радоваться красоте утреннего города. Но стоило мне сойти на улицы поменьше и в моей голове снова вспыхнули указатели из страха. Почти в каждом дворе я мог точно определить место, откуда расползаются эти невидимые твари. Сделав по городу большой трёхчасовой круг, я вернулся во двор. Уже на подходе, увидев над домами столб густого черного дыма и не увидев ни пожарных, ни милиции я заволновался. Подойдя же вплотную, просто опешил: во дворе происходила настоящая свалка.

Люди орали, дрались, ломали, что ещё не было сломано, бросались из окон посудой и мебелью. Не снижая ходу, я вбежал в бурлящую толпу. Тут же на меня кинулись три человека. Я рванулся вперёд и оказался как раз у своего подъезда. Быстро ткнул таблеткой в считыватель и, не услышав ответного сигнала, рванул дверь на себя. Она легко поддалась: домофон был выведен из строя и доводчик вырван с мясом. Оказавшись в квартире, я запер дверь и, не разуваясь, кинулся в комнату. В суматохе я совершенно не обращал внимания на вернувшийся страх. Вынув из импровизированного «сейфа» всю наличность, я бросился в коридор за походным рюкзаком. В этот момент в дверь начали долбиться. От неожиданности меня прошиб холодный пот. Я не глядя скидал в рюкзак все консервы с кухни, футболки и штаны из тумбочки в коридоре. Закинув рюкзак на плечи, я с силой открыл дверь.

— Ах ты, сучонок! — Заревел отлетевший от двери дядя Витя, поднимаясь. Но я уже был этажом ниже. На третьем этаже были открыты все двери, перегораживая площадку, а на лестнице стояла толстенная баба со скалкой в руках. Я прыгнул на неё с верхушки лестничного пролёта, развернувшись в полёте рюкзаком вперёд и обхватив руками голову. Баба истошно завопила и повалилась с лестницы. Я, чудом не сломав шею, залетел в чью-то квартиру. Выскочив снова на площадку, я снова кинулся вниз, к выходу.

— Держите его! — заорал с балкона дядя Витя, когда я выбежал во двор. — Он украл ваши деньги! Полный рюкзак набил!

Со всех сторон ко мне кинулись люди с озверевшими мордами. Пришлось бросить в одного рюкзаком и, пока он замешкался, пробежать мимо. Уже находясь на углу дома, краем глаза я увидел крепкого мужчину, вскидывающего пистолет. «Наверное, полицейский, живёт здесь» — подумал я. Раздался выстрел и я упал, раненый в ногу. «Полицейский» подскочил ко мне, вынул из кармана нож в стиле хай-тек, такой, какие продаются в магазинах подарков для мужчин, и с размаху вонзил его мне в грудь. Он безумно рассмеялся, вскочил и побежал дальше, стреляя из табельного пистолета во все стороны. Уже теряя сознание, я увидел, как Вера Васильевна впивается зубами в лицо незнакомой женщины.